Неточные совпадения
— Да, я его знаю. Я не могла без жалости
смотреть на него. Мы его обе знаем. Он добр, но он горд, а теперь так унижен. Главное, что меня тронуло… — (и тут Анна угадала главное, что могло тронуть Долли) — его мучают две
вещи: то, что ему стыдно детей, и то, что он, любя тебя… да, да, любя больше всего
на свете, — поспешно перебила она хотевшую возражать Долли, — сделал тебе больно, убил тебя. «Нет, нет, она не простит», всё говорит он.
Он
смотрел на людей, как
на вещи.
Молодой человек и закуривал у него, и заговаривал с ним, и даже толкал его, чтобы дать ему почувствовать, что он не
вещь, а человек, но Вронский
смотрел па него всё так же, как
на фонарь, и молодой человек гримасничал, чувствуя, что он теряет самообладание под давлением этого непризнавания его человеком.
Видите ли,
на одну и ту же
вещь можно
смотреть трагически и сделать из нее мученье, и
смотреть просто и даже весело.
Вообразите, что у меня желчная горячка; я могу выздороветь, могу и умереть; то и другое в порядке
вещей; старайтесь
смотреть на меня, как
на пациента, одержимого болезнью, вам еще неизвестной, — и тогда ваше любопытство возбудится до высшей степени; вы можете надо мною сделать теперь несколько важных физиологических наблюдений…
— Ате деньги… я, впрочем, даже и не знаю, были ли там и деньги-то, — прибавил он тихо и как бы в раздумье, — я снял у ней тогда кошелек с шеи, замшевый… полный, тугой такой кошелек… да я не
посмотрел на него; не успел, должно быть… Ну, а
вещи, какие-то все запонки да цепочки, — я все эти
вещи и кошелек
на чужом одном дворе,
на В — м проспекте под камень схоронил,
на другое же утро… Все там и теперь лежит…
— Да, славная
вещь, — ответил Раскольников, почти с насмешкой
смотря на него.
Карандышев. Уж вы слишком невзыскательны. Кнуров и Вожеватов мечут жребий, кому вы достанетесь, играют в орлянку — и это не оскорбление? Хороши ваши приятели! Какое уважение к вам! Они не
смотрят на вас, как
на женщину, как
на человека, — человек сам располагает своей судьбой; они
смотрят на вас как
на вещь. Ну, если вы
вещь, это другое дело.
Вещь, конечно, принадлежит тому, кто ее выиграл,
вещь и обижаться не может.
Я стал покупать шире и больше, — я брал все, что по моим соображениям, было нужно, и накупил даже
вещи слишком рискованные, — так, например, нашему молодому кучеру Константину я купил наборный поясной ремень, а веселому башмачнику Егорке — гармонию. Рубль, однако, все был дома, а
на лицо бабушки я уж не
смотрел и не допрашивал ее выразительных взоров. Я сам был центр всего, —
на меня все
смотрели, за мною все шли, обо мне говорили.
Но по «системе фраз» самого Макарова женщина
смотрит на мужчину, как
на приказчика в магазине модных
вещей, — он должен показывать ей самые лучшие чувства и мысли, а она за все платит ему всегда одним и тем же — детьми.
И, почтительно кланяясь, отскакивали.
На людей знаменитый человек Китая не
смотрел,
вещи он оглядывал
на ходу и, лишь пред некоторыми останавливаясь
на секунды,
на минуту, раздувал ноздри, шевелил усами.
Очень пыльно было в доме, и эта пыльная пустота, обесцвечивая мысли, высасывала их. По комнатам, по двору лениво расхаживала прислуга, Клим
смотрел на нее, как
смотрят из окна вагона
на коров вдали, в полях. Скука заплескивала его, возникая отовсюду, от всех людей, зданий,
вещей, от всей массы города, прижавшегося
на берегу тихой, мутной реки. Картины выставки линяли, забывались, как сновидение, и думалось, что их обесцвечивает, поглощает эта маленькая, сизая фигурка царя.
Закурив очень вонючую папиросу, он
посмотрел в синий дым ее, сунул руку за голенище сапога и положил
на стол какую-то медную
вещь, похожую
на ручку двери.
Клим открыл в доме даже целую комнату, почти до потолка набитую поломанной мебелью и множеством
вещей, былое назначение которых уже являлось непонятным, даже таинственным. Как будто все эти пыльные
вещи вдруг, толпою вбежали в комнату, испуганные, может быть, пожаром; в ужасе они нагромоздились одна
на другую, ломаясь, разбиваясь, переломали друг друга и умерли. Было грустно
смотреть на этот хаос, было жалко изломанных
вещей.
Он задремал, затем его разбудил шум, — это Дуняша, надевая ботинки, двигала стулом. Сквозь веки он следил, как эта женщина, собрав свои
вещи в кучу, зажала их под мышкой, погасила свечу и пошла к двери.
На секунду остановилась, и Самгин догадался, что она
смотрит на него; вероятно, подойдет. Но она не подошла, а, бесшумно открыв дверь, исчезла.
Иная
вещь, подсвечник, лампа, транспарант, пресс-папье, стоит года три, четыре
на месте — ничего; чуть он возьмет ее,
смотришь — сломалась.
Илья Иванович иногда возьмет и книгу в руки — ему все равно, какую-нибудь. Он и не подозревал в чтении существенной потребности, а считал его роскошью, таким делом, без которого легко и обойтись можно, так точно, как можно иметь картину
на стене, можно и не иметь, можно пойти прогуляться, можно и не пойти: от этого ему все равно, какая бы ни была книга; он
смотрел на нее, как
на вещь, назначенную для развлечения, от скуки и от нечего делать.
К тому времени я уже два года жег зеленую лампу, а однажды, возвращаясь вечером (я не считал нужным, как сначала, безвыходно сидеть дома 7 часов), увидел человека в цилиндре, который
смотрел на мое зеленое окно не то с досадой, не то с презрением. «Ив — классический дурак! — пробормотал тот человек, не замечая меня. — Он ждет обещанных чудесных
вещей… да, он хоть имеет надежды, а я… я почти разорен!» Это были вы. Вы прибавили: «Глупая шутка. Не стоило бросать денег».
На отлучки его она
смотрела как
на неприятное, случайное обстоятельство, как, например,
на то, если б он заболел. А возвращался он, — она была кротко счастлива и полагала, что если его не было, то это так надо, это в порядке
вещей.
Татьяна Павловна хлопотала около меня весь тот день и покупала мне много
вещей; я же все ходил по всем пустым комнатам и
смотрел на себя во все зеркала.
— Ты бы мог меня избавить от худых
вещей, если б был добрый товарищ, Аркадий, — продолжал он, ласково
смотря на меня.
Я подступил:
вещь на вид изящная, но в костяной резьбе, в одном месте, был изъян. Я только один и подошел
смотреть, все молчали; конкурентов не было. Я бы мог отстегнуть застежки и вынуть альбом из футляра, чтоб осмотреть
вещь, но правом моим не воспользовался и только махнул дрожащей рукой: «дескать, все равно».
— Ах, самую простую
вещь, Сергей Александрыч…
Посмотрите кругом, везде мертвая скука. Мужчины убивают время, по крайней мере, за картами, а женщинам даже и это плохо удается. Я иногда завидую своему мужу, который бежит из дому, чтобы провести время у Зоси. Надеюсь, что там ему веселее, чем дома, и я нисколько не претендую
на него…
Дерсу засуетился и стал собирать свои
вещи. Он поднял ружье и
посмотрел на него как
на вещь, которая теперь была ему более совсем не нужна.
Утром мне доложили, что Дерсу куда-то исчез.
Вещи его и ружье остались
на месте. Это означало, что он вернется. В ожидании его я пошел побродить по поляне и незаметно подошел к реке.
На берегу ее около большого камня я застал гольда. Он неподвижно сидел
на земле и
смотрел в воду. Я окликнул его. Он повернул ко мне свое лицо. Видно было, что он провел бессонную ночь.
Полозова хватило, как обухом по лбу. Ждать смерти, хоть скоро, но неизбежно, скоро ли, да и наверное ли? и услышать: через полчаса ее не будет в живых — две
вещи совершенно разные. Кирсанов
смотрел на Полозова с напряженным вниманием: он был совершенно уверен в эффекте, но все-таки дело было возбуждающее нервы; минуты две старик молчал, ошеломленный: — «Не надо! Она умирает от моего упрямства! Я
на все согласен! Выздоровеет ли она?» — «Конечно», — сказал Кирсанов.
И что же было возражать человеку, который говорил такие
вещи: «Я раз стоял в часовне,
смотрел на чудотворную икону богоматери и думал о детской вере народа, молящегося ей; несколько женщин, больные, старики стояли
на коленях и, крестясь, клали земные поклоны.
Неизменными посетителями Сухаревки были все содержатели антикварных магазинов. Один из них являлся с рассветом, садился
на ящик и
смотрел, как расставляют
вещи. Сидит, глядит и, чуть усмотрит что-нибудь интересное, сейчас ухватит раньше любителей-коллекционеров, а потом перепродаст им же втридорога. Нередко антиквары гнали его...
Начинают рассматривать
вещь, перевертывать
на все стороны,
смотреть на свет и приступают к торгу, предлагая свою цену...
Воспитание в детстве было получить негде, а образование Училище живописи не давало, программа общеобразовательных предметов была слаба, да и
смотрели на образование, как
на пустяки, — были уверены, что художнику нужна только кисть, а образование —
вещь второстепенная.
Но
посмотрим еще,
на чем покоится эта уверенность в видимых
вещах и твердость знания о них.
Он
смотрит на свой новый замысел, как
на один из тех обманов, которых немало довелось ему совершить
на своем веку и которые для него находятся решительно в порядке
вещей.
А если, может быть, и хорошо (что тоже возможно), то чем же опять хорошо?» Сам отец семейства, Иван Федорович, был, разумеется, прежде всего удивлен, но потом вдруг сделал признание, что ведь, «ей-богу, и ему что-то в этом же роде всё это время мерещилось, нет-нет и вдруг как будто и померещится!» Он тотчас же умолк под грозным взглядом своей супруги, но умолк он утром, а вечером, наедине с супругой, и принужденный опять говорить, вдруг и как бы с особенною бодростью выразил несколько неожиданных мыслей: «Ведь в сущности что ж?..» (Умолчание.) «Конечно, всё это очень странно, если только правда, и что он не спорит, но…» (Опять умолчание.) «А с другой стороны, если глядеть
на вещи прямо, то князь, ведь, ей-богу, чудеснейший парень, и… и, и — ну, наконец, имя же, родовое наше имя, всё это будет иметь вид, так сказать, поддержки родового имени, находящегося в унижении, в глазах света, то есть,
смотря с этой точки зрения, то есть, потому… конечно, свет; свет есть свет; но всё же и князь не без состояния, хотя бы только даже и некоторого.
Но была и особенная причина, почему ему уж так очень захотелось проверить, стоял ли он тогда перед лавкой: в числе
вещей, разложенных напоказ в окне лавки, была одна
вещь,
на которую он
смотрел и которую даже оценил в шестьдесят копеек серебром, он помнил это, несмотря
на всю свою рассеянность и тревогу.
Как-то странно
смотрит на самые простые
вещи, все просит совета и делает совершенно противное.
Мы с ним постоянно были в дружбе, хотя в иных случаях розно
смотрели на людей и
вещи; откровенно сообщая друг другу противоречащие наши воззрения, [В рукописи после этого густо зачеркнуто несколько строк; в этом абзаце зачеркнуто еще несколько отдельных строк.] мы все-таки умели их сгармонировать и оставались в постоянном согласии.
Вы
смотрите на меня только как
на нужную вам подчас
вещь и, кажется, вовсе забываете, что я женщина и, дойдя до сближения с человеком, хотела бы, чтоб он
смотрел на меня как
на человека: словом, хотела бы хоть приязни, хоть внимания; а для вас, — я вижу, — я только
вещь.
У меня перед глазами не было ни затворенной двери комнаты матушки, мимо которой я не мог проходить без содрогания, ни закрытого рояля, к которому не только не подходили, но
на который и
смотрели с какою-то боязнью, ни траурных одежд (
на всех нас были простые дорожные платья), ни всех тех
вещей, которые, живо напоминая мне невозвратимую потерю, заставляли меня остерегаться каждого проявления жизни из страха оскорбить как-нибудь ее память.
Благодаря выпитому пуншу он едва держался
на ногах и сам даже выносить ничего не мог из
вещей, а позвал для этого дворника и едва сминающимся языком говорил ему: «Ну, ну, выноси; тебе заплатят; не даром!» Макар Григорьев только
посматривал на него и покачивал головой, и когда Ванька подошел было проститься к нему и хотел с ним расцеловаться, Макар Григорьев подставил ему щеку, а не губы.
«Мадам, ваш родственник, — и он при этом почему-то лукаво
посмотрел на меня, — ваш родственник написал такую превосходную
вещь, что до сих пор мы и наши друзья в восторге от нее; завтрашний день она выйдет в нашей книжке, но другая его
вещь встречает некоторое затруднение, а потому напишите вашему родственнику, чтобы он сам скорее приезжал в Петербург; мы тут лично ничего не можем сделать!» Из этих слов ты поймешь, что сейчас же делать тебе надо: садись в экипаж и скачи в Петербург.
— Нет, не глупости! — воскликнул, в свою очередь, Живин. — Прежде, когда вот ты, а потом и я, женившись, держали ее
на пушкинском идеале, она была женщина совсем хорошая; а тут, как ваши петербургские поэты стали воспевать только что не публичных женщин, а критика — ругать всю Россию наповал, она и спятила, сбилась с панталыку: сначала объявила мне, что любит другого; ну, ты знаешь, как я всегда
смотрел на эти
вещи. «Очень жаль, говорю, но, во всяком случае, ни стеснять, ни мешать вам не буду!»
Больше всего мысль его останавливалась
на «Юлии и Ромео» Шекспира —
на пьесе, в которой бы непременно стал играть и Неведомов, потому что ее можно было бы поставить в его щегольском переводе, и, кроме того, он отлично бы сыграл Лоренцо, монаха; а потом — взять какую-нибудь народную
вещь, хоть «Филатку и Мирошку» [«Филатка и Морошка» — водевиль в одном действии П.Г.Григорьева, впервые поставлен в 1831 году.], дать эти роля Петину и Замину и
посмотреть, что они из них сделают.
По небу, бледно-голубому, быстро плыла белая и розовая стая легких облаков, точно большие птицы летели, испуганные гулким ревом пара. Мать
смотрела на облака и прислушивалась к себе. Голова у нее была тяжелая, и глаза, воспаленные бессонной ночью, сухи. Странное спокойствие было в груди, сердце билось ровно, и думалось о простых
вещах…
Другой вот, немец или француз, над всякою
вещью остановится, даже
смотреть на него тошно, точно родить желает, а наш брат только подошел, глазами вскинул, руками развел:"Этого-то не одолеть, говорит: да с нами крестная сила! да мы только глазом мигнем!"И действительно, как почнет топором рубить — только щепки летят; генияльная, можно сказать, натура! без науки все науки прошел!
Мужик, конечно, не понимает, что бывают же
на свете такие
вещи, которые сами себе целью служат, сами собою удовлетворяются; он
смотрит на это с своей материяльной, узенькой, так сказать, навозной точки зрения, он думает, что тут речь идет об его беспорядочных поползновениях, а не о рабочей силе — ну, и лезет…
Делают мне упрек, что манеры мои несколько жестки, что весь я будто сколочен из одного куска, что вид мой не внушает доверия и т. п. Странная
вещь! от чиновника требовать грациозности! Какая в том польза, что я буду мил, любезен и предупредителен? Не лучше ли, напротив, если я буду стоять несколько поодаль, чтобы всякий
смотрел на меня если не со страхом, то с чувством неизвестности?
— Не можем же мы, однако,
смотреть издалека
на вещи, с которыми постоянно находимся лицом к лицу, — убеждал Краснов.
Он
смотрит на геройство без панибратства и очевидно понимает, что это совсем не такая заурядная
вещь, которую можно всегда носить с собою, в числе прочей амуниции.
На каждом шагу встречается масса
вещей, потребности в которых вы до тех пор не подозревали, но которые вы непременно купите, потому что эти
вещи так весело
смотрят, что даже впоследствии, где-нибудь в Крапивне, будут пробуждать в вас веселость и помогут нести урядницкое иго.
Да уж не слишком ли прямолинейно
смотрел я
на вещи там,
на берегах Хопра? думается вам, и самое большое, что вы делаете, — и то для того, чтоб не совсем погрязнуть в тине уступок, — это откладываете слишком щекотливые определения до возвращения в"свое место".